Руководитель исследовательского института «Политэкономия» Андраник Теванян в интервью изданию «Голос Армении» обратился к актуальной проблематике Армении: перспективам экономики, инициативам властей и средствам реализации «революционного» проектирования.
– Можно ли осуществить в стране экономическую революцию, поставив во главу угла изменение в экономическом сознании, в экономическом поведении людей? И вообще, насколько революционным можно считать экономический курс, взятый правительством?
– Если в политическом плане в апреле-мае прошлого года революция произошла, хотя, по моему мнению, политической революции у нас не было, то формулировка «экономическая революция» не очень способствует экономическим изменениям и экономическому росту. Экономика не любит потрясений, которые подразумевают революционность, посягательства на институт собственности. Экономика любит стабильность, определенность, четкие правила игры. Я несколько скептически отношусь к экономической революции, поскольку ее, как заявлено, намерены делать посредством контрольно-кассовых чеков.
Если будет защищен институт частной собственности, если будет внедрена культура акционерного управления, если будут предприняты шаги в направлении биржевой системы, расширения возможностей для крупного, среднего и малого бизнеса, то в этом случае можно было бы говорить об экономической революции. Программа же правительства революционности в положительном смысле этого слова в себе не содержит, она с чисто профессиональной точки зрения достаточно низкого качества. Обещанный на уровне всего лишь 5% рост ВВП ниже показателя 2018 года (5,8%) и намного ниже, чем в 2017 году, в котором был зарегистрирован 7,7-процентный показатель экономической активности и от которого, собственно, была взята эстафета. И если в будущем определен 5-процентный рост, то здесь нет никакой революционности.
Если экономической революцией считается преодоление в течение 5 лет крайней бедности, то это не такой уж высокий показатель. Потому что в Армении 1,2% крайне бедных, и здесь нынешнее правительство получило не такое уж плохое наследство. Другой вопрос – бедность, которая колеблется в пределах 30%. И если бы правительство имело стратегию преодоления бедности, были бы ясны механизмы преодоления бедности, то это было бы действительно революционным изменением. Экономическая революция могла бы стать реальной, если бы мы смогли преодолеть испытанный после смены власти шок. Люди опасаются политической нестабильности, в условиях которой капитал очень осторожен. В этом плане есть много вопросов, ответов на которые, к сожалению, программа правительства не дает.
Программа правительства направлена скорее на экономическую контрреволюцию. В том смысле, что непрямые налоги планируется повысить за счет прямых налогов. Не думаю, что механизм выравнивания ставки подоходного налога приведет к тому, что дополнительные средства, которые останутся у тех, кто имеет высокий доход, будут вложены в экономику Армении. Пока неясно, как будет израсходована та сэкономленная за счет снижения подоходного налога сумма, которая рассчитана в размере 30 млрд драмов. Скорее, просто возрастут суммы покупок. Велика вероятность, что эти средства будут потрачены в основном либо на импортированные товары, потому что на месте нам вместо них предложить нечего, либо на отдых в более дорогих странах, отдав предпочтение вместо, скажем, Египта какой-либо европейской стране. То есть, так или иначе, эти средства, по большому счету, будут выведены из Армении.
Можно предположить, почему правительство предпочло такой подход. Если помните, в дни смены власти большую активность проявили работники ИТ-сферы. Они же очень серьезно отреагировали на сохранение накопительной пенсионной системы, которую было обещано отменить. Думаю, решение снизить ставки подходного налога было принято в результате компромисса с этими людьми. Иными словами, от этих изменений пострадают граждане с низким доходом, те, кто имеет высокий доход, окажутся в выигрыше. Но в плане государственных бюджетных доходов мы получим недобор. Чем будет компенсирована недостача, в программе не говорится.
– Много говорится о переходном правосудии, основным из компонентов которого, как явствовало из речи премьера, будет презумпция виновности, позволяющая конфисковать имущество без судебного решения. Правительство намерено включить его в свой инструментарий. Оправданно ли его применение или это заявление носило превентивный характер? Чем оно чревато? И укладывается ли в логику «хлеба и зрелищ»?
– Хлеба этот механизм точно обеспечить не сможет, а вот зрелища, конечно, обеспечит. Но лимит зрелищ этого правительства тоже исчерпывается. Сказать точно, будет ли применен озвученный премьером в парламенте механизм, пока трудно, по крайней мере в программе этого нет. Из выступления премьера явствовало, что он видит целесообразность применения этого механизма, поскольку под этим есть не только экономический, но и политический компонент, но он пытается взвалить эту ответственность на парламент.
В разные исторические периоды у разных народов подобные случаи были. В свое время большевики обещали дать землю крестьянам, а заводы и фабрики – рабочим. Этого не произошло, зато имело место раскулачивание, результатом которого в России стал голод. Капитал сбежал, инвестиций, естественно, не было. Такое же так называемое переходное правосудие было осуществлено в гитлеровской Германии, жертвами которого стали люди конкретной национальности, что также ударило по экономике страны. Формально, возможно, нет, но по содержанию так называемое переходное правосудие имело место и в Османской Турции, когда правительство младотурок, посчитав, что армяне являются пятой колонной, отобрало у них собственность.
– Мрачные параллели…
– Почему я привожу эти примеры? Потому что нет прецедента, когда переходное правосудие действовало на экономической основе. Его основа, скорее, политическая и касается геноцидов, политических преследований. Кстати, в этом плане можно сказать, что у нас уже имело место переходное правосудие: после смены власти вышли на свободу те, кто при прежнем режиме находился под стражей из-за политических взглядов и действий. Речь, в частности, о «Сасна црер», амнистирование которых стало проявлением переходного правосудия.
Но если сейчас привести в действие переходное правосудие тем механизмом, который озвучен властью, то нельзя не опасаться, что произойдет передел собственности. Поскольку непонятно, что будут делать с отобранным имуществом, как будут управлять, кому продавать? Какие механизмы будут действовать, не будет ли теневых соглашений? Куда пойдут вырученные суммы – на государственные или частные цели? На эти вопросы нет ответов.
С другой стороны, это может стать инструментом для политического преследования. В отношении любого, кто будет оппонировать действующему правительству, можно будет применить определенный финансовый репрессивный механизм, обойдя судебную систему. И это самое опасное. В условиях переходного правосудия исполнительная власть в обход судебной системы фактически получает возможность принимать самостоятельно решения по конфискации имущества. Все представляют сразу Сашика, у которого следует что-то отобрать. Но проблема не только в Сашике. Здесь главной задачей должен стать принцип, которым следует руководствоваться. Если были коррупционные проявления, говоря народным языком, случаи грабежа, то их нужно расследовать путем простых правовых процедур, в условиях прозрачного, конкурентного судопроизводства. Это должно быть осуществлено судебными решениями, чтобы люди поняли, что, да, были случаи, есть правовое решение, которое должно быть осуществлено.
Другой путь – создать фонд, условно, скажем, фонд «Сашик», в который будут аккумулированы определенные отчисления, и тогда можно будет подвести черту и двигаться вперед. Средства этого фонда можно использовать для реализации каких-то программ, скажем, развития инфраструктур или для более достойной оплаты труда госчиновников, чтобы в будущем избежать разговоров о премиальных. В любом случае, процесс должен быть прозрачным и целевым.
– То есть вы предлагаете договориться с теми, кого народ винит в грабеже?
– Да, но здесь должна действовать прежде всего презумпция невиновности, а не презумпция виновности. Потому что, если следовать этой логике, у противоположной стороны тоже могут возникнуть вопросы. Скажем, как изыскал суммы на предвыборную кампанию альянс «Мой шаг»? Официально они потратили 600 тысяч долларов. Всего год назад, во время выборов 2017 года, альянс «Елк», членом которого был Никол Пашинян, имел куда более скромный бюджет и потратил куда более скромные суммы. Как получилось, что те же самые люди смогли потратить большие средства, причем это видимые средства. Возникает множество вопросов…
– Они говорят, что средства были перечислены из диаспоры, и они готовы представить все документы и отчитаться за каждую копейку.
– Во-первых, наше законодательство запрещает финансовую поддержку от неграждан Армении. А во-вторых, недостаточно говорить, нужно, чтобы это было прозрачным, основания должны быть видимыми.
Что же до документов, то, по бумагам, у власти всегда бывает все в порядке. Это известная истина. На те же претензии Сержу Саргсяну прежняя власть всегда отвечала: по бумагам все нормально. Кстати, замечу, рядовых граждан, которые думают, что применение презумпции виновности принесет им определенную пользу, ждет глубокое разочарование. Ни в одной стране когда-либо раскулачивание не принесло пользу рядовым гражданам, пусть даже тем, кому дали статус гордого. Гордые граждане не воспользуются этим. Этим воспользуется узкая группа людей, которые, борясь с прежней олигархической системой, сама превратится в суперолигархическую систему.
Иными словами, когда у тебя нет механизмов общественного контроля, а сегодня их нет, если так называемая гражданская общественность почти полностью перешла на сторону действующей власти, в буквальном смысле перешла во власть. Когда не существует механизмов политического контроля, а их тоже нет, если парламент из 132 депутатов 131 голосом выбирает спикера НС. Когда нет институтов, которые должны быть балансом для действующей власти, когда на судей публично оказывается давление, чтобы они принимали «правильные» решения, когда действует телефонное правосудие, доказательством чему стала публикация известных прослушек… Как же общественность должна контролировать власть, единственным аргументом которой является утверждение, что они хорошие, что свои сверхполномочия они используют только на благо народа, на служение ему? Аргумент власти – из разряда «клянусь мамой, грабить не буду». Но это не институциональная основа для контроля, а если нет контроля, то общественность должна опасаться, что борьба с олигархической системой сформирует в итоге суперолигархическую систему. В итоге получится, как говорится, за что боролись, на то и напоролись.
Получается, люди вышли на улицы, чтобы получить открытую экономическую систему, конкурентное политическое поле, а получили систему единоличной власти. Не секрет: если раньше говорилось о группе людей, которые во главе с Сержем Саргсяном всю власть держат в своих руках, то сейчас мы говорим всего об одном человеке, под именем которого сформировался весь парламент, все 132 депутата, которые в предвыборный период, по сути, не пошли против. Сейчас, да, возникли определенные трения между «Моим шагом» и «Светлой Арменией», но в глубинном плане… Чего уж говорить о фракции «Мой шаг», 88 членов которой представляют одного лишь Никола Пашиняна. Они даже сами себя не представляют, чего уж говорить о широких слоях общественности. Кстати, в этом смысле очень символично выглядело заявление одного из депутатов, которая сказала, если бы вы принесли программу всего с одним предложением, мы бы все равно проголосовали за. Как говорится, устами младенца глаголет истина. Этот политический младенец в своем признании был очень искренним и, по сути, представлял условно народ. Ведь и народ во время политических изменений никаких программных положений, ни о каких принципах не слышал.
…Пользуясь той легитимностью, которая есть у нынешней власти, нужно провести черту и принять правила игры на институциональной основе, заявив, что отныне мы будем так жить в экономическом и политическом поле. Если этого не произойдет и мы станем свидетелями сведения счетов, то велика вероятность, что Армения войдет в этап политических потрясений. Тогда надо забыть о развитии экономики, и будьте уверены, что политические изменения будут не такими уж бархатными. Все это негативно отразится на обеспечивающей безопасность Арцаха и Армении армии. Невозможно обеспечивать безопасность без нормального тыла, коим являются наша политическая система и экономическая система. Их ослабление станет прямым ударом по границе. Я не призываю говорить: что было, то было, проехали. Просто вопросы можно и нужно урегулировать цивилизованными, законными методами, посредством судебной системы, после чего начать жизнь по новым правилам игры.
Переходное правосудие применяли большевики, гитлеровская Германия, Османская Турция – Андраник Теванян
Руководитель исследовательского института «Политэкономия» Андраник Теванян в интервью изданию «Голос Армении» обратился к актуальной проблематике Армении: перспективам экономики, инициативам властей и средствам реализации «революционного» проектирования.
– Можно ли осуществить в стране экономическую революцию, поставив во главу угла изменение в экономическом сознании, в экономическом поведении людей? И вообще, насколько революционным можно считать экономический курс, взятый правительством?
– Если в политическом плане в апреле-мае прошлого года революция произошла, хотя, по моему мнению, политической революции у нас не было, то формулировка «экономическая революция» не очень способствует экономическим изменениям и экономическому росту. Экономика не любит потрясений, которые подразумевают революционность, посягательства на институт собственности. Экономика любит стабильность, определенность, четкие правила игры. Я несколько скептически отношусь к экономической революции, поскольку ее, как заявлено, намерены делать посредством контрольно-кассовых чеков.
Если будет защищен институт частной собственности, если будет внедрена культура акционерного управления, если будут предприняты шаги в направлении биржевой системы, расширения возможностей для крупного, среднего и малого бизнеса, то в этом случае можно было бы говорить об экономической революции. Программа же правительства революционности в положительном смысле этого слова в себе не содержит, она с чисто профессиональной точки зрения достаточно низкого качества. Обещанный на уровне всего лишь 5% рост ВВП ниже показателя 2018 года (5,8%) и намного ниже, чем в 2017 году, в котором был зарегистрирован 7,7-процентный показатель экономической активности и от которого, собственно, была взята эстафета. И если в будущем определен 5-процентный рост, то здесь нет никакой революционности.
Если экономической революцией считается преодоление в течение 5 лет крайней бедности, то это не такой уж высокий показатель. Потому что в Армении 1,2% крайне бедных, и здесь нынешнее правительство получило не такое уж плохое наследство. Другой вопрос – бедность, которая колеблется в пределах 30%. И если бы правительство имело стратегию преодоления бедности, были бы ясны механизмы преодоления бедности, то это было бы действительно революционным изменением. Экономическая революция могла бы стать реальной, если бы мы смогли преодолеть испытанный после смены власти шок. Люди опасаются политической нестабильности, в условиях которой капитал очень осторожен. В этом плане есть много вопросов, ответов на которые, к сожалению, программа правительства не дает.
Программа правительства направлена скорее на экономическую контрреволюцию. В том смысле, что непрямые налоги планируется повысить за счет прямых налогов. Не думаю, что механизм выравнивания ставки подоходного налога приведет к тому, что дополнительные средства, которые останутся у тех, кто имеет высокий доход, будут вложены в экономику Армении. Пока неясно, как будет израсходована та сэкономленная за счет снижения подоходного налога сумма, которая рассчитана в размере 30 млрд драмов. Скорее, просто возрастут суммы покупок. Велика вероятность, что эти средства будут потрачены в основном либо на импортированные товары, потому что на месте нам вместо них предложить нечего, либо на отдых в более дорогих странах, отдав предпочтение вместо, скажем, Египта какой-либо европейской стране. То есть, так или иначе, эти средства, по большому счету, будут выведены из Армении.
Можно предположить, почему правительство предпочло такой подход. Если помните, в дни смены власти большую активность проявили работники ИТ-сферы. Они же очень серьезно отреагировали на сохранение накопительной пенсионной системы, которую было обещано отменить. Думаю, решение снизить ставки подходного налога было принято в результате компромисса с этими людьми. Иными словами, от этих изменений пострадают граждане с низким доходом, те, кто имеет высокий доход, окажутся в выигрыше. Но в плане государственных бюджетных доходов мы получим недобор. Чем будет компенсирована недостача, в программе не говорится.
– Много говорится о переходном правосудии, основным из компонентов которого, как явствовало из речи премьера, будет презумпция виновности, позволяющая конфисковать имущество без судебного решения. Правительство намерено включить его в свой инструментарий. Оправданно ли его применение или это заявление носило превентивный характер? Чем оно чревато? И укладывается ли в логику «хлеба и зрелищ»?
– Хлеба этот механизм точно обеспечить не сможет, а вот зрелища, конечно, обеспечит. Но лимит зрелищ этого правительства тоже исчерпывается. Сказать точно, будет ли применен озвученный премьером в парламенте механизм, пока трудно, по крайней мере в программе этого нет. Из выступления премьера явствовало, что он видит целесообразность применения этого механизма, поскольку под этим есть не только экономический, но и политический компонент, но он пытается взвалить эту ответственность на парламент.
В разные исторические периоды у разных народов подобные случаи были. В свое время большевики обещали дать землю крестьянам, а заводы и фабрики – рабочим. Этого не произошло, зато имело место раскулачивание, результатом которого в России стал голод. Капитал сбежал, инвестиций, естественно, не было. Такое же так называемое переходное правосудие было осуществлено в гитлеровской Германии, жертвами которого стали люди конкретной национальности, что также ударило по экономике страны. Формально, возможно, нет, но по содержанию так называемое переходное правосудие имело место и в Османской Турции, когда правительство младотурок, посчитав, что армяне являются пятой колонной, отобрало у них собственность.
– Мрачные параллели…
– Почему я привожу эти примеры? Потому что нет прецедента, когда переходное правосудие действовало на экономической основе. Его основа, скорее, политическая и касается геноцидов, политических преследований. Кстати, в этом плане можно сказать, что у нас уже имело место переходное правосудие: после смены власти вышли на свободу те, кто при прежнем режиме находился под стражей из-за политических взглядов и действий. Речь, в частности, о «Сасна црер», амнистирование которых стало проявлением переходного правосудия.
Но если сейчас привести в действие переходное правосудие тем механизмом, который озвучен властью, то нельзя не опасаться, что произойдет передел собственности. Поскольку непонятно, что будут делать с отобранным имуществом, как будут управлять, кому продавать? Какие механизмы будут действовать, не будет ли теневых соглашений? Куда пойдут вырученные суммы – на государственные или частные цели? На эти вопросы нет ответов.
С другой стороны, это может стать инструментом для политического преследования. В отношении любого, кто будет оппонировать действующему правительству, можно будет применить определенный финансовый репрессивный механизм, обойдя судебную систему. И это самое опасное. В условиях переходного правосудия исполнительная власть в обход судебной системы фактически получает возможность принимать самостоятельно решения по конфискации имущества. Все представляют сразу Сашика, у которого следует что-то отобрать. Но проблема не только в Сашике. Здесь главной задачей должен стать принцип, которым следует руководствоваться. Если были коррупционные проявления, говоря народным языком, случаи грабежа, то их нужно расследовать путем простых правовых процедур, в условиях прозрачного, конкурентного судопроизводства. Это должно быть осуществлено судебными решениями, чтобы люди поняли, что, да, были случаи, есть правовое решение, которое должно быть осуществлено.
Другой путь – создать фонд, условно, скажем, фонд «Сашик», в который будут аккумулированы определенные отчисления, и тогда можно будет подвести черту и двигаться вперед. Средства этого фонда можно использовать для реализации каких-то программ, скажем, развития инфраструктур или для более достойной оплаты труда госчиновников, чтобы в будущем избежать разговоров о премиальных. В любом случае, процесс должен быть прозрачным и целевым.
– То есть вы предлагаете договориться с теми, кого народ винит в грабеже?
– Да, но здесь должна действовать прежде всего презумпция невиновности, а не презумпция виновности. Потому что, если следовать этой логике, у противоположной стороны тоже могут возникнуть вопросы. Скажем, как изыскал суммы на предвыборную кампанию альянс «Мой шаг»? Официально они потратили 600 тысяч долларов. Всего год назад, во время выборов 2017 года, альянс «Елк», членом которого был Никол Пашинян, имел куда более скромный бюджет и потратил куда более скромные суммы. Как получилось, что те же самые люди смогли потратить большие средства, причем это видимые средства. Возникает множество вопросов…
– Они говорят, что средства были перечислены из диаспоры, и они готовы представить все документы и отчитаться за каждую копейку.
– Во-первых, наше законодательство запрещает финансовую поддержку от неграждан Армении. А во-вторых, недостаточно говорить, нужно, чтобы это было прозрачным, основания должны быть видимыми.
Что же до документов, то, по бумагам, у власти всегда бывает все в порядке. Это известная истина. На те же претензии Сержу Саргсяну прежняя власть всегда отвечала: по бумагам все нормально. Кстати, замечу, рядовых граждан, которые думают, что применение презумпции виновности принесет им определенную пользу, ждет глубокое разочарование. Ни в одной стране когда-либо раскулачивание не принесло пользу рядовым гражданам, пусть даже тем, кому дали статус гордого. Гордые граждане не воспользуются этим. Этим воспользуется узкая группа людей, которые, борясь с прежней олигархической системой, сама превратится в суперолигархическую систему.
Иными словами, когда у тебя нет механизмов общественного контроля, а сегодня их нет, если так называемая гражданская общественность почти полностью перешла на сторону действующей власти, в буквальном смысле перешла во власть. Когда не существует механизмов политического контроля, а их тоже нет, если парламент из 132 депутатов 131 голосом выбирает спикера НС. Когда нет институтов, которые должны быть балансом для действующей власти, когда на судей публично оказывается давление, чтобы они принимали «правильные» решения, когда действует телефонное правосудие, доказательством чему стала публикация известных прослушек… Как же общественность должна контролировать власть, единственным аргументом которой является утверждение, что они хорошие, что свои сверхполномочия они используют только на благо народа, на служение ему? Аргумент власти – из разряда «клянусь мамой, грабить не буду». Но это не институциональная основа для контроля, а если нет контроля, то общественность должна опасаться, что борьба с олигархической системой сформирует в итоге суперолигархическую систему. В итоге получится, как говорится, за что боролись, на то и напоролись.
Получается, люди вышли на улицы, чтобы получить открытую экономическую систему, конкурентное политическое поле, а получили систему единоличной власти. Не секрет: если раньше говорилось о группе людей, которые во главе с Сержем Саргсяном всю власть держат в своих руках, то сейчас мы говорим всего об одном человеке, под именем которого сформировался весь парламент, все 132 депутата, которые в предвыборный период, по сути, не пошли против. Сейчас, да, возникли определенные трения между «Моим шагом» и «Светлой Арменией», но в глубинном плане… Чего уж говорить о фракции «Мой шаг», 88 членов которой представляют одного лишь Никола Пашиняна. Они даже сами себя не представляют, чего уж говорить о широких слоях общественности. Кстати, в этом смысле очень символично выглядело заявление одного из депутатов, которая сказала, если бы вы принесли программу всего с одним предложением, мы бы все равно проголосовали за. Как говорится, устами младенца глаголет истина. Этот политический младенец в своем признании был очень искренним и, по сути, представлял условно народ. Ведь и народ во время политических изменений никаких программных положений, ни о каких принципах не слышал.
…Пользуясь той легитимностью, которая есть у нынешней власти, нужно провести черту и принять правила игры на институциональной основе, заявив, что отныне мы будем так жить в экономическом и политическом поле. Если этого не произойдет и мы станем свидетелями сведения счетов, то велика вероятность, что Армения войдет в этап политических потрясений. Тогда надо забыть о развитии экономики, и будьте уверены, что политические изменения будут не такими уж бархатными. Все это негативно отразится на обеспечивающей безопасность Арцаха и Армении армии. Невозможно обеспечивать безопасность без нормального тыла, коим являются наша политическая система и экономическая система. Их ослабление станет прямым ударом по границе. Я не призываю говорить: что было, то было, проехали. Просто вопросы можно и нужно урегулировать цивилизованными, законными методами, посредством судебной системы, после чего начать жизнь по новым правилам игры.